На уроке мы познакомились с произведением Тынянова и петровской эпохой. Восковая персона Петра 1 возвращает нас во времена, когда самодержец и его блестящая пора подходит к концу. Автор показал часы, когда государь был при смерти. И вот предлагаем вам ознакомиться с кратким содержанием главы, которая поможет понять, что именно беспокоило умирающего Петра Первого.
Восковая персона краткое содержание, глава 1
Наше краткое изложение повести начинается известием о том, что только недавно государь пировал, а сейчас извивается от боли. Он умирал и беспокоился о том, что много начатых трудов еще не закончено. Переживал сильно, ведь не на кого было оставить правление государством, вокруг одни недруги, предатели и воры. Сестра его хитра, бывшая жена — глупа, Меньшиков — вор.
А в это время граф у себя дома ожидал вызова к царю. Ждал со страхом, ведь его должны были призвать к ответу. Очень уж любил он взятки, земли, деньги, поэтому и обирал казну как мог. Ночами же подсчитывал наворованное. Теперь же ждал судной расправы, страшился каторги, планировал побег, поэтому и перевел деньги на счет в европейском банке. И пришел тут к Меньшикову Растрелли, который запланировал создать посмертную маску Петра из воска. Узнав о том, что царю жить недолго, Меньшиков успокоился, при этом дал добро на то, чтобы Растрелли занялся запланированной копией.
Что беспокоит умирающего Петра?
И вот Александра Данилыча призвали к правителю. И тут мы видим царя в бреду. Ему снятся разные сны, которые он не записывает в кабинетный журнал, так как очень своих снов боится. Петр осознает, осталось ему совсем немного, рассматривая помещение он понимает, что больше не посмотрит на море. От этого слезы катятся по лицу. Он прощался с жизнью и жалел о том, что не казнил Данилыча и Екатерину, возвращался мысленно к замкам, каналам, улочкам. Он прощался со своим огромным кораблем — государством, понимая, что болезнь его не отпускает. А потом увидел таракана, которого захотел убить, так как очень их страшился. Но потерял сознание. Когда очнулся, то увидел сенаторов, что дежурили у его кровати.
В это время в другой комнате расположился Алексей Мякинин. Человек, которому было поручено собрать все сведения о Катерине, Данилыче и их деятельности. Попросил о данной услуге Петр Первый, сказав, чтобы тот рапортовал ему ежедневно. Документы были разложены перед Алексеем. Он хорошо поработал, так как узнал о суммах, что перечислил Данилыч. Откопал интересную информацию и о Екатерине. Вот только в этот день никто его не звал, все забыли. Он слышал лишь топот в соседней комнате, где находился царь.
Алексей, учуяв что-то неладное, уничтожил все бумаги, что касались Катерины. Порвав их, он сунул в сапог, цифры же записал. Вдруг чего, он смог бы все восстановить. И тут к нему зашла ее величество. Она указала Мякинину на дверь, бумаги же не дала забрать. А там в папку было пришито очень много дел, об Апраксине, о людях из Сената, о взятках и тайниках, купцах, много информации было и о Меньшикове.
Юрий Тынянов
Восковая персона
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Доктор вернейший, потщись мя лечити,
Болезненну рану от мя отлучити.
Акт о Калеандре
Еще в четверг было пито. И как пито было! А теперь он кричал день и ночь и осип, теперь он умирал.
А как было пито в четверг! Но теперь архиятр Блументрост подавал мало надежды. Якова Тургенева гузном тогда сажали в лохань, а в лохани были яйца.
Но веселья тогда не было и было трудно. Тургенев был старый мужик, клекотал курицей и потом плакал – это трудно ему пришлось.
Каналы не были доделаны, бечевник невский разорен, неисполнение приказа. И неужели так, посреди трудов недоконченных, приходилось теперь взаправду умирать?
От сестры был гоним: она была хитра и зла. Монахине несносен: она была глупа. Сын ненавидел: был упрям. Любимец, миньон, Данилович – вор. И открылась цедула от Вилима Ивановича к хозяйке, с составом питья, такого питьеца, не про кого другого, про самого хозяина.
Он забился всем телом на кровати до самого парусинного потолка, кровать заходила, как корабль. Это были судороги от болезни, но он еще бился и сам, нарочно.
Екатерина наклонилась над ним тем, чем брала его за душу, за мясо, -
И он подчинился.
Которые целовал еще два месяца назад господин камергер Монс, Вилим Иванович. Он затих.
В соседней комнате итальянский лекарь Лацаритти, черный и маленький, весь щуплый, грел красные ручки, а тот аглицкий, Горн, точил длинный и острый ножик – резать его.
Монсову голову настояли в спирту, и она в склянке теперь стояла в куншткаморе, для науки.
На кого оставлять ту великую науку, все то устройство, государство и, наконец, немалое искусство художества?
О Катя, Катя, матка! Грубейшая!
Данилыч, герцог Ижорский, теперь вовсе не раздевался. Он сидел в своей спальной комнате и подремывал: не идут ли?
Он уж так давно приучился посиживать и сидя дремать: ждал гибели за монастырское пограбление, почепское межевание и великие дачи, которые ему давали: кто по сту тысячей, а кто по пятьдесят ефимков; от городов и от мужиков; от иностранцев разных состояний и от королевского двора; а потом – при подрядах на чужое имя, обшивке войска, изготовлении негодных портищ – и прямо из казны. У него был нос вострый, пламенный, и сухие руки. Он любил, чтоб все огнем горело в руках, чтоб всего было много и все было самое наилучшее, чтобы все было стройно и бережно.
По вечерам он считал свои убытки:
– Васильевский остров был мне подаренный, а потом в одночасье отобран.
В последнем жалованье по войскам обнесен. И только одно для меня великое утешение будет, если город Батурин подарят.
Светлейший князь Данилыч обыкновенно призывал своего министра Волкова и спрашивал у него отчета, сколько маетностей числится у него по сей час.
Потом запирался, вспоминал последнюю цифру, пятьдесят две тысячи подданных душ, или вспоминал об убойном и сальном промысле, что был у него в архангельском Городе, – и чувствовал некоторую потаенную сладость у самых губ, сладость от маетностей, что много всего имеет, больше всех, и что все у него растет. Водил войска, строил быстро и рачительно, был прилежный и охотный господин, но миновались походы и кончались канальные строения, а рука была все сухая, горячая, ей работа была нужна, или нужна была баба, или дача?
Данилыч, князь Римский, полюбил дачу.
Он уже не мог обнять глазом всех своих маетностей, сколько ему принадлежало городов, селений и душ, – и сам себе иногда удивлялся:
– Чем боле володею, тем боле рука горит.
Он иногда просыпался по ночам, в своей глубокой алькове, смотрел на Михайловну, герцогиню ижорскую, и вздыхал:
– Ох, дура, дура!
Потом, оборотясь пламенным глазом к окну, к тем азиятским цветным стеклышкам, или уставясь в кожаные расписные потолки, исчислял, сколько будет у него от казны интересу; чтоб показать в счетах менее, а на самом деле получить более хлеба. И выходило не то тысяч на пятьсот ефимков, не то на все шестьсот пятьдесят. И он чувствовал уязвление. Потом опять долго смотрел на Михайловну:
– Губастая!
И тут вертко и быстро вдевал ступни в татарские туфли и шел на другую половину, к свояченице Варваре. Та его понимала лучше, с той он разговаривал и так и сяк, аж до самого утра. И это его услаждало. Старые дурни говорили: нельзя, грех. А комната рядом, и можно. От этого он чувствовал государственную смелость.
Но полюбил притом мелкую дачу и так иногда говорил свояченице Варваре или той же Михайловне, Почепской графине:
– Что мне за радость от маетностей, когда я их не могу всех зараз видеть или даже взять в понятие? Видал я десять тысяч человек в строях или таборах, и то – тьма, а у меня на сей час по ведомости господина министра Волкова их пятьдесят две тысячи душ, кроме еще нищих и старых гулящих. Это нельзя понять. А дача, она у меня в руке, в пяти пальцах зажата, как живая.
И теперь, по прошествии многих мелких и крупных дач и грабительств и ссылке всех неистовых врагов: барона Шафирки, еврея, и многих других, он сидел и ждал суда и казни, а сам все думал, сжав зубы:
«Отдам половину, отшучусь».
А выпив ренского, представлял уже некоторый сладостный город, свой собственный, и прибавлял:
– Но уж Батурин – мне.
А потом пошло все хуже и хуже; и легко было понять, что может быть выем обеих ноздрей – каторга.
Оставалась одна надежда в этом упадке: было переведено много денег на Лондон и Амстердам, и впоследствии пригодятся.
Но кто родился под планетой Венерой – Брюс говорил про того: исполнение желаний и избавление из тесных мест. Вот сам и заболел.
Теперь Данилыч сидел и ждал: когда позовут? Михайловна все молилась, чтоб уж поскорей.
И две ночи он уже так сидел в параде, во всей форме.
И вот, когда он так сидел и ждал, под вечер вошел к нему слуга и сказал:
– Граф Растреллий, по особому делу.
– Что ж его черти принесли? – удивился герцог. – И графство его негодное.
Но вот уже входил сам граф Растреллий. Его графство было не настоящее, а папежское: папа за что-то дал ему графство, или он это графство купил у папы, а сам он был не кто иной, как художник искусства.
Его пропустили с подмастерьем, господином Лежандром. Господин Лежандр шел по улицам с фонарем и освещал дорогу Растреллию, а потом внизу доложил, что просит пропустить к герцогу и его, подмастерья, господина Лежандра, потому что бойчей знает говорить по-немецки.
Их допустили.
По лестнице граф Растреллий всходил бодро и щупал рукой перилы, как будто то был набалдашник его собственной трости. У него были руки круглые, красные, малого размера. Ни на что кругом он не смотрел, потому что дом строил немец Шедель, а что немец мог построить, то было неинтересно Растреллию. А в кабинетной – стоял гордо и скромно. Рост его был мал, живот велик, щеки толстые, ноги малые, как женские, и руки круглые. Он опирался на трость и сильно сопел носом, потому что запыхался. Нос его был бугровый, бугристый, цвета бурдо, как губка или голландский туф, которым обделан фонтан. Нос был как у тритона, потому что от водки и от большого искусства граф Растреллий сильно дышал. Он любил круглоту и если изображал Нептуна, то именно брадатого, и чтоб вокруг плескались морские девки. Так накруглил он по Неве до ста бронзовых штук, и все забавные, на Езоповы басни: против самого Меньшикова дома стоял, например, бронзовый портрет лягушки, которая дулась так, что под конец лопнула. Эта лягушка была как живая, глаза у ней вылезли. Такого человека, если б кто переманил, то мало бы дать миллион: у него в одном пальце было больше радости и художества, чем у всех немцев. Он в один свой проезд от Парижа до Петерсбурка издержал десять тысяч французской монетой. Этого Меньшиков до сих пор не мог позабыть. И даже уважал за это. Сколько искусств он один мог производить? Меньшиков с удивлением смотрел на его толстые икры. Уж больно толстые икры, видно, что крепкий человек. Но, конечно, Данилыч, как герцог, сидел в креслах и слушал, а Растреллий стоял и говорил.
- Что больше всего беспокоит умирающего Петра I?
- Сопоставьте размышления Петра и Данилыча, герцога Ижорского. Каким предстает в этой главе Меншиков? Что беспокоит его? О чем он ду-мает? Какие детали в его портрете подчеркивает автор?
- Как изменяется настроение Данилыча, когда ему говорят о близкой смерти императора?
- Обратите особое внимание на как бы под-слушанный автором предсмертный бред Петра. Какие чувства охватывают вас при чтении этих страниц? Как удается Тынянову вызвать у читателя эти чувства?
- Проследим за движением мыслей Петра. Как воспринимает он «синие голландские кафли», на которые смотрит? Какие мысли возникают у не-го? Какое слово повторяется как рефрен? Почему оно выделено автором в особую строку?
- Мысль Петра развивается не столько логи-чески, сколько эмоционально; воспоминания всплывают одно за другим. Чем дороги ему эти воспоминания? Что делает образ Петра не только величественным, но и трагическим?
- Вся пятая часть главы пронизана лиризмом, читается как стихотворение в прозе. Попробуйте ее так прочитать.
- О каких «великих утайках» первых людей государства идет речь во второй и шестой частях главы? Почему Петру не на кого оставить тот «не-малый корабль», которому отдана вся жизнь?
Умирающего Петра I более всего терза-ет мысль о том, что некому ему доверить свой «немалый корабль» — Россию. Он верно оценивает и силы и интересы своих близких. Сам он трудился для отечества, у других такого желания нет.
В первой главе Меншиков прежде все-го — накопитель, жадный до всякого но-вого приобретения, целиком подчинен-ный этой страсти. Собственная жадность удивляет самого Данилыча: «Чем боле володею, тем боле рука горит…» Портрет Меншикова нарисован бегло: «У него был нос вострый, пламенный, и сухие руки».
Но владевшее им чувство собственника, постоянно пекущегося о своих владениях, автор описывает достаточно подробно: и как он любил, чтобы все огнем горело в его руках, и как размышлял о своих бес-численных владениях.
«Данилыч почувствовал легкий озноб и потрясение… Он почувствовал восторг, что как бы восторгают его над полом и он как бы возносится в воздухе над своим со-стоянием. Все переменилось в нем».
Читатель почти слышит предсмертный бред Петра. Сначала это наблюдение за рисунками на лазури печных изразцов, затем — общение с картинами, которые украшают кафельные плитки. «И про-щай, море, и прощай, печь». И затем, в этом предсмертном бреду, — прощание со всем, что всплыло в памяти благода-ря рисункам печных изразцов. Сколько раз умирающий произносит слова «Про-щай!», «Прощайте!»… И потом «он пла-кал без голоса в одеяло».
Предсмертные мысли Петра прослеже-ны очень точно. Мы уже попытались на-блюдать за тем, как это сделано в тексте. Рисунок на плитке вызывает воспомина-ние, а оно пробуждает мысли о том, что было, что нужно бы сделать, что не сдела-но. И каждое решение выделяется в от-дельную строку. Такая разбивка строк по-могает услышать ритм чередования мыс-лей и воспоминаний в сознании Петра I.
Быстрая смена картин и возможность их связать воедино помогают представить и широту интересов умирающего челове-ка, и глубину, силу его чувств, и масштаб его личности. Сразу же становится оче-видным и размах свершений и отсутст-вие рядом того, кто хотя бы смог это по-нять. Материал с сайта
При подготовке исполнения пятой час-ти первой главы стоит подумать о том, как передать ритм следования мыслей и чувств Петра, как заставить себя показать не только смену эпизодов, но и общий настрой этого повествования, взволнованно-го, несущего ощущение безнадежности, трагичности.
Нам не так уж важна суть «великих утаек» первых людей государства. Важно то, что все эти «утайки» никак не помога-ли прочности «немалого корабля», кото-рому отдал жизнь Петр. Мелочь эгоисти-ческих решений противостоит масштабу государственных интересов, которыми жил Петр I.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
На этой странице материал по темам:
- сопоставьте размышления Петра и Данилыча,герцога Ижорского.Каким предстает в этой главе Меншиков? Что беспокоит его?О чем он думает?Какие детали в его портрете подчеркивает автор?
- образ Петра 1 Ю.Н Тынянова
- восковая персона ответы на вопросы к главе первой
- восковая персона 1 глава краткое содержание
- как изменится настроение данилыча когда ему говорят о близкой смерти императора
Ещё в четверг царь Пётр пил и гулял, а сегодня он кричал от боли и умирал. Петербург строился, каналы были недоделаны. Пётр умирал «посреди трудов неоконченных» и не знал, на кого оставить устройство государства, ту науку великую, которую сам начал.
Сестру Пётр выгнал - «она была хитра и зла». Бывшую жену, монахиню, глупую бабу, он не выносил, упрямого сына погубил, а его любимец Данилыч оказался вором. Да и любимая жена Катя, судя по доносу, готовила мужу «особого состава питьецо». Но когда она склонялась над Петром, тот затихал.
Тем временем Александр Данилыч Меньшиков сидел в своих покоях и ждал, когда Пётр призовёт его к ответу. Светлейший князь был жаден, он любил, чтобы у него было много земель, домов, холопов, но больше всего Данилыч любил брать взятки. Дома и земли в горсти не зажмёшь, а взятка - вот она, в руке, как живая.
И Данилыч брал везде, где только было можно. Облагал мздой города и мужиков, иностранцев и королевские дворы. Оформлял подряды на чужое имя, поставлял для армии гнилое сукно, обирал казну.
Он любил, чтоб всё огнём горело в руках, чтоб всего было много и всё было самое наилучшее, чтобы всё было стройно и бережно.
По ночам Данилыч не спал, считал прибыль. С женой он говорить не мог - уж больно глупа, - поэтому шёл к свояченице, с которой разговаривал «и так, и сяк, аж до самого утра», не считая это грехом.
Меньшиков ждал суда и боялся, что ему вырвут ноздри и отправят на каторгу. Надеялся он только на побег в Европу, куда заблаговременно перевёл крупную сумму. Уже две ночи он сидел одетый, ожидая, что его вызовут к умирающему царю.
Неожиданно к Меньшикову явился граф Растрелли, главный архитектор Петербурга. Он пришёл жаловаться на своего конкурента, художника де Каравакка, которому доверили изобразить Полтавскую битву.
Прознав, что царь Пётр при смерти, Каравакк захотел сделать его посмертную маску. От придворного врача Растрелли знал, что царь «умрёт в четыре дня». Граф заявил, что только он может изготовить хорошую маску, и рассказал о посмертной копии французского короля Людовика VIV из белого воска, которая, благодаря встроенному механизму, могла двигаться.
Впервые услыхав так явно о смерти Петра, Данилыч успокоился и позволил Растрелли делать маску. Заинтересовался светлейший и восковой копией. Тут Меньшикова, наконец, позвали.
Петр I метался в жару и бредил. Очнувшись, он понял: «Петру Михайлову приходит конец, самый конечный и скорый». Он рассматривал рисунки на печных изразцах голландской работы и понимал, что больше никогда не увидит моря.
Пётр плакал и прощался с жизнью, со своим государством - «кораблём немалым». Он думал, что зря не казнил Данилыча и Екатерину и даже допускал её до себя. Если бы казнил, «кровь получила бы облегчение», и он мог выздороветь, а теперь «кровь пошла на низ», застоялась, и болезнь не отпускает, «и не успеть ему на тот гнилой корень топор наложить».
Вдруг на кафеле печки Пётр увидел таракана. В жизни царя «было три боязни». В детстве он боялся воды, поэтому и полюбил корабли, как защиту от больших вод. Крови он начал бояться, когда ребёнком увидел убитого дядю, но это скоро прошло, «и он стал любопытен к крови». А вот третий страх - боязнь тараканов - остался в нём навсегда.
Тараканы появились в России во время русско-турецкой кампании и распространились повсюду. С тех пор впереди царя всегда скакали курьеры и смотрели, нет ли в отведённом Петру жилье тараканов.
Пётр потянулся за туфлёй - убить таракана - и потерял сознание, а очнувшись, увидел в комнате трёх человек. Это были сенаторы, назначенные по трое дежурить в спальне умирающего царя.
А в коморке рядом со спальней сидел «небольшой человек» Алексей Мякинин и собирал донесения фискалов о Данилыче и Екатерине. Заболев, Пётр сам посадил его подле себя и велел ежедневно докладывать.
Мякинин узнал о суммах, отправленных Меньшиковым в Европу, и разнюхал кое-что о Екатерине. Но в этот день о нём забыли, даже обед не принесли. Мякинин слышал, как ходят и шуршат в спальне царя. Он поспешно разорвал бумаги, касающиеся Екатерины, а цифры записал «в необыкновенном месте».
Через час в каморку вошла царица и прогнала Мякинина. Екатерине достались его записи, в которых было немало дел про Меньшикова и господ из сената. В тот же день освободили многих каторжан, чтобы они молились о здоровье государя.
Начались большие дела: хозяин ещё говорил, но более не мог гневаться.
Данилыч велел удвоить караулы в городе, и все узнали, что царь умирает. Но в кабаке, который находился в фортине с царским орлом, об этом знали уже давно. знали там и о том, что по всей стране скупали белый воск и искали крепкий дуб для торса царской копии. Сидящие в кабаке немцы считали, что после Петра будет править Меньшиков. А вор Иван ходил и слушал.
Глава вторая
«Немалое хозяйство» кунсткамеры начиналось в Москве и занимало маленькую каморку. Потом ей выделили каменный дом при Летнем дворце в Петербурге, а после казни Алексея Петровича перевели «в Литейную часть - в Кикины палаты».
Палаты эти находились на окраине, и народ ходил туда неохотно. Тогда Пётр велел построить для кунсткамеры палаты на главной площади Петербурга, а пока они строятся, придумал угощать всякого посетителя выпивкой и закуской. Народ начал заходить в кунсткамеру чаще, иные - и по два раза в день.
В кунсткамере было большое собрание заспиртованных младенцев и уродов, как звериных, так и человечьих. Среди них была и головка ребёнка, рождённого в Петропавловской крепости любовницей царевича Алексея. В подвале хранились головы казнённых - царской любовницы и любовника Екатерины, но посторонние туда не допускались. Было в кунсткамере и большое собрание звериных и птичьих чучел, коллекции минералов, найденные в земле каменные «болваны», а также скелет и желудок великана.
Уродов для кунсткамеры искали по всей России и выкупали их у народа. Дороже всего ценились живые человеческие уроды. Таких при кунсткамере жило трое. Два из них были двупалыми дурачками - их руки и ноги напоминали клешни.
Третий «монстр», Яков, был самым умным. От отца ему досталась пасека, и он знал секрет изготовления белого воска. Брат Якова, Михалко, был старше его на пятнадцать лет и ушёл в солдаты ещё до его рождения.
Через двадцать лет в селе стал на постой полк. Один из солдат оказался Михалкой. Он поселился в доме хозяином, но работал по-прежнему Якков. Через некоторое время Михалка решил забрать всё хозяйство себе и продал брата в кунсткамеру, как урода. Уезжая, Яков забрал с собой деньги, накопленные тайком от матери.
В кунсткамере Яков стал истопником, потом начал показывать посетителям заспиртованные «натуралии», командовать остальными уродами и зажил «в своё удовольствие. Он знал, что после смерти тоже станет «натуралией».
Михалко вернулся домой, начал хозяйствовать, но воск у него получался тёмным. Раз мать сказала, что белый воск сейчас в цене - «царёва немка» ест его, чтобы убрать веснушки. Тогда солдат донёс на мать и вместе с ней угодил на каторгу.
Выпустили их по амнистии, когда царь заболел.
И затопило деревни, как будто каторга-Нева вышла из берегов, пошла по дорогам и вошла в деревенские улицы.
Вернувшись домой, солдат обнаружил, что дом его заняли чужие люди. Мать тут же и умерла, а солдат вернулся в Петербург.
Якову стало скучно в кунсткамере, и он решил подать прошение, чтобы отпустили его. За это он обязался бесплатно снабжать кунсткамеру уродами.
Главы третья-четвёртая
В полшестого утра, когда открывались мануфактуры и цеха, а фурманщики гасили фонари, царь Пётр умер.
Тело не успели ещё обрядить, а Меньшиков уже взял власть в свои руки. Екатерина открыла казну, и Данилыч купил верность гвардии. И тогда все поняли: императрицей станет Екатерина.
А потом начались великие рыдания по усопшему царю. Даже Меньшиков вспомнил, от кого «получал свою государственную силу», и на миг вернулся в прошлое, стал Алексашкой, верным псом Петра.
Посреди этой суматохи во дворец незаметно вошёл Растрелли, изготовил посмертную маску царя и копи его рук, ног и лица из белого воска. Маска осталась во дворце, а остальное скульптор унёс к себе, в Формовальный амбар, что рядом с Литейным двором. Растрелли долго рисовал эскиз, а потом вместе с подмастерьем начал лепить копию Петра, ругаясь, что царь был очень велик и воска не хватит.
Между тем императрице Екатерине снилась её молодость. Она, Марта, выросла в деревне у шведского города Марьенбурга. В детстве доила коров, а потом её взяли в город, прислугой пастора. Сын пастора начал учить её немецкому языку, а научил совсем другому - этот язык Марта освоила в совершенстве.
Когда Марте исполнилось шестнадцать, город наполнился шведскими солдатами, и она вышла замуж за капрала, но вскоре бросила его ради лейтенанта, а от того ушла к коменданту города, и старухи называли её «малым женским словом».
Потом город взяли русские, и Марту долго учили русскому языку Шереметьев, Монс, Меньшиков и сам Пётр, для которого она «не говорила, а пела».
А понимала она только один человеческий язык, и тот язык был как дитя растущее, или листья, или сено, или девки на молодом дворе, что пели песнь.
Проснувшись, Екатерина нарядилась и отправилась рыдать над телом мужа, попутно решив приблизить к себе молоденького дворянина.
В Петербург вернулся солдат Михалко. В трактире под государственным орлом он познакомился с парнем, работавшим «дураком» у трёх богатых купцов. Чтобы не платить налога, купцы притворялись слепыми нищими, а «дурак» был их поводырём. Через них солдат пристроился сторожем «на восковом дворе».
Растрелли начал собирать модель, попутно ругая безвкусное оформление царских, похорон - ему этого дела не поручили. В отместку он решил создать конную статую, «которая будет стоять сто лет».
Наконец царская копия была готова. В её тело вмонтировали деревянную болванку с тонким механизмом - теперь восковая персона сможет двигаться. Явился Ягужинский и поручил Растрелли делать детали для оформления похорон, и тот охотно согласился.
Екатерина праздновала масленицу. Её сравнивали с древними правительницами, а между собой говорили, что она «на уторы слаба... не дождалась». Ещё до похорон, во время пышного пира, императрица уединилась со своим первым избранником.
Наконец, Петра похоронили. Екатерина чувствовала себя хозяйкой, но ей очень мешала восковая персона. Она сама обрядила её в Петрову одежду, посадила в тронном зале, и не подходила близко, чтобы не срабатывал механизм, и персона не вставала - уж очень она была похожа на живого царя.
Сидит день и ночь, и когда светло и в темноте. Сидит один, и неизвестно, для чего он нужен. От него несмелость, глотать за обедом он мешает.
Наконец, было решено отправить персону в кунсткамеру, как предмет замысловатый и весьма редкий.
Из белого воска Растрелли вылепил модель конной статуи. На челе всадника - лавровый венок, а конь стоит на затейливом постаменте с амурами.
Глава пятая
Генерал-прокурор граф Павел Иванович Ягужинский, белозубый, весёлый, с зычным голосом, был первым врагом и соперником Меньшикова. Данилыч обзывал его «шпиком» и дебоширом, а дом его - кабаком. Жену свою безумную Ягужинский в монастырь сунул, а сам женился на рябой, но умной бабе. Ещё называл Меньшиков недруга своего распутником и «фарсоном» за то, что знал иностранные языки и гордился этим. Сам же Данилыч так и остался неграмотным.
Ягужинский же за вороватость величал Меньшикова «загрёбой» и «хватом». Говорил, что «нижним людям» он пакости делает, а «верхним» льстит, мечтает «в боярскую толщу пролезть» и прикарманить российскую казну, намекал на отношения Данилыча со свояченицей.
Теперь, когда Меньшиков в гору пошёл, Ягужинский сидел дома и думал, на кого можно положиться. И выходило, что нет у него сторонников, но ссылки Ягужинский не боялся, потому что за него были «нижние люди» - купцы, мастеровые, чернь, а значит не бывать Алексашке в царях.
Ночью восковую персону перевезли в кунсткамеру и посадили на помост, обитый красным сукном, под которым провели механизм - наступишь на определённое место, и персона поднимется, как живая, перстом на дверь укажет. Рядом расставили чучела любимых собак Петра и коня, на котором он в Полтавской битве участвовал.
В последующие дни Ягужинский встречался со многими людьми, в том числе и с Алексеем Мякининым, с которым долго беседовал. Потом, напившись, долго шатался по покоям, перечислял преступления Меньшикова и не знал уже теперь, «быть ли Санктпетербургу».
И всё не идёт с места, а кругом город сделался неверный и может запустеть к лету. Задрожит и поползёт.
И решил Ягужинский завтра же начать светлейшего тревожить, «как палкою пса», и жена его поддержала.
За последние годы Меньшиков вспоминал своё детство раза три. Отец его пёк пироги на продажу и часто приходил домой пьяный и без штанов. Всю жизнь светлейший менялся. Сначала был красив, тонок, проказлив и потасклив. Потом лет пять ходил «плотный, и осмотрительный, и чинный». Затем стал «лицом безобразен», жаден, забыл, кем был.
Теперь Данилыч вознёсся, стало много дорогих вещей, только радости от них не было, и свояченице он уже не мог всего сказать. Екатерину он стал называть «матерью» и был с ней жесток, мечтал стать принцем и генералиссимусом, и выдать дочь за Петрова сына - тогда он, Данилыч, станет регентом, будет править, а государыню изведёт.
В Татарском таборе - большом Петербургском рынке - солдат Михалко продавал воск и встретился с вором Иваном. Делая вид, что приценивается к товару, вор свёл солдата в кабак, выведал всё о его сторожевой работе и ушёл, ничего не купив.
Ягужинский подрался «с обнажением шпаг» с Меньшиковым, и от него все отвернулись. Тогда Павел Иванович напился, собрал компанию и пошёл «шумствовать» и куролесить по Петербургу. Компания прокатилась по городу и добралась до кунсткамеры.
Живая птица влетела в куншткамору, дикая, площадная, толстая, в голубом шёлку, и со звездою, и при шпаге, и это был человек, и он не шёл, он летел.
Все разошлись смотреть «натуралиев», а Ягужинский добрался до портретной палаты, где сидела восковая персона, и та встала перед ним. И Павел Иванович стал жаловаться персоне на бесчинства Данилыча, а шестипалый Яков был здесь же и всё слышал.
Меньшиков был зол на Ягужинского, но класть его на плаху всё же не хотел. Услыхав о кунсткамере, он поехал туда. Под его взглядом Яков рассказал всё, что запомнил, хотя сначала говорить не хотел. А потом персона встала перед Данилычем, и тот в испуге убежал.
Ночью Ягужинский читал свой гороскоп, по которому выходила ему победа, и вспоминал о любимой женщине - гладкой, чванной шляхтянке из Вены. В ту же ночь солдата Михалку огрели по голове и вскрыли амбар с казной. Меньшиков же в это время планировал сослать Ягужинского в Сибирь, уехать на отдых в своё поместье и призвать туда государыню. А шестипалого, который много знал, он велел убить и заспиртовать.
Глава шестая
Утром горожан разбудили пушечные залпы - это били тревогу из-за пожара. Всё зашевелилось. Литейный двор, где хранились «бомбенные припасы», оградили войлочными щитами и парусами. На огонь бежали воры - тащить, что придётся, и было непонятно, где горит.
Наконец, всем показалось, что горит Литейная часть, и оградили её парусами, чтобы ветер не раздувал огонь.
И храбрые скакали вперёд, а трусы ударялись назад. И было много и тех и других.
Растрелли испугался, но, увидев паруса, решил, что это «военные и морские репетиции» и спокойно вернулся домой.
В кунсткамере тоже началась паника. Воспользовавшись ею, Яков взял свой пояс с деньгами, надел рукавицы, чтобы спрятать шестипалые руки, и сбежал. А Екатерина смеялась «до упаду и до задирания ног» - паника в городе была её первоапрельской шуткой. Уже две недели прошло, как похоронили Петра, и императрица веселилась.
Яков пошатался по Петербургу, купил новую одежду, побрился у цирюльника и совершенно преобразился. Проходя мимо пыточной площадки, он увидел, как наказывают провинившегося солдата, узнал в нём своего брата и прошёл мимо, «как свет проходит сквозь стекло».
Утром Меньшиков нарядился и отправился к императрице, думая решить с ней судьбу Ягужинского. Но, приехав, светлейший увидел Павла Ивановича, который шутил и смешил Екатерину с царевной Елизаветой - это умная жена помирила Ягужинского с императрицей. Екатерина заставила недругов пожать друг другу руки и поцеловаться. Теперь Меньшиков возмечтал сослать Ягужинского не в Сибирь, а послом в какую-нибудь землю «поплоше, но только подальше».
Потом оба плясали, но Меньшиков выглядел постаревшим, а Ягужинский не чувствовал себя победителем. Так кончился вечер 2 апреля 1725 года.
В кунсткамере «выбыли две натуралии» - младенец, рождённый любовницей царевича Алексея, и шестипалый урод Яков. Две банки со спиртами остались пустыми, и одну из них выпили двупалые дураки.
Шестипалый был ценной «натуралией», и его приказали ловить. В это время Яков сидел в кабаке и рассказывал вору Ивану, какие сокровища и камни хранятся в кунсткамере. Потом Иван позвал Якова «к башкирам, на ничьи земли», и они ушли.
Это рассказ о внезапной, неожиданной кончине Петра Первого, не оставившего наследника на престоле, о мыслях и чувствах, обуревавших первых людей государства, зарившихся на власть. В повести (то же самое являет нам ее краткое содержание) "Восковая персона" Тынянов по главам представит характеры деятелей той эпохи (Екатерины, Меньшикова, Ягужинского) и воссоздаст её мрачную атмосферу.
Глава первая – умирать тяжело
«А ведь еще недавно было пито. Да, как пито!» А вот теперь он уходит. Трудно умирает государь Петр Алексеевич. Один, совсем один. Из сна, из полузабытья мечутся мысли, которые, он это осознает, уже никогда не воплотить в дела. И почему он умирает, знает: отравили, подлые, специальное именно для него готовили питьецо. Неужели среди трудов недоделанных придется умирать? И во сне приходят мысли. Труды для кого были? Для страны, для Отечества. Тяжела была эта ноша. На себе перетаскивал ее с одного трудного места на другое. Проснулся уже в ранних сумерках, один, всеми заброшенный. Лежал без мыслей, но стало светлеть. И снова появились мысли: надо бы в Сенат. В токарню бы сходить, да сам не может, но дела в нем бродят. И когда проснулся совсем, понял: приходит ему конец скорый. Прощай, море и кортик с портупеей, канаты, паруса, дело навигацкое, морской ветер. Все прощай! И ты, прощай, немалый корабль. Рушится все, что он сделал и завоевал. Он плакал, но гнева не было. Так начинается рассказ «Восковая персона». Краткое содержание первой главы его говорит о страданиях человека, болеющего душой о делах государства с «великим тщанием и радением».
Живых же одолевали дела житейские. Светлейший князь Меньшиков тосковал, что нет дел, а значит, не бегут к нему деньги. Но и было страшно перед той громадой, которая ему подвластна.
Пришел Растрелли и выпрашивал у Меньшикова возможность сделать посмертную маску с императора. Рассказ «Восковая персона» (краткое содержание) показывает и мелочные мыслишки людей, стремящихся как-то и себе отхватить «кусок».
Все, все знали, что Петр Алексеевич скоро умрет.
Глава вторая – куншткамера
Начиналось любимое детище еще в Москве, потом перевели в Санкпетерсбурк. Но народ мало заглядывал, чтобы посмотреть на уродов, плавающих в спирту. Поэтому каждому, кто приходил, стали давать водку и цукерброды. И головы тут были заспиртованные, и младенцы, и чучела зверей, и минералы, и болваны, вырытые из земли. По всей стране собирали указом и монстров, и уродов. Но не только заспиртованных, но и живых людям показывали. И были там шестипалый и двупалые уроды, прислуживали.
Глава третья – смерть
Было ни светло, ни темно, шел снег. Зазвонили – умер государь.
Глава четвертая – кому быть?
Данилыч места себе не находил, пока не решил и Сенат не убедил – быть «царству бабьему». И в это время в дом тихонько вошел господин Растрелли вместе со своим подмастерьем и пообещал императрице снять подобие полубога. Через полчаса все было закончено. Растрелли быстро поехал в амбар, где он обычно работал, растопили воск и началось…
А Екатерина спала и проснулась Мартой. Вся жизнь привиделась ей: и приемные родители, и коровы в хлеву, друг любезный Монс, истинно любезный кавалер. Совершив утренний туалет, вышла она в парадную залу и возрыдала. Но очень скоро утешилась с молодым офицером. Рассказ «Восковая персона» (краткое содержание) передает, какую пустоголовую и глупую женщину приблизил к себе и сделал императрицей Петр Великий. Она как была деревенской девкой, так ею и осталась.
Тем временем работа Растрелли кипела. Он замешивал воск со змеиной кровью, делал, переделывал, и, наконец, портрет вчерне был готов. Одновременно он был и похож, и не похож. И спустя несколько дней в палате под балдахином сидела восковая кукла, одетая в парадные коронационные одежды. Это так не понравилось Екатерине, что она велела огородить «Петра» и боялась близко подходить к нему. Так он и сидел, всеми покинутый и ненужный, пока не решили его определить в куншткамеру. Там ему место. «Восковая персона» (краткое содержание) по главам показывает, что людей, вровень с Петром, в конце жизни его не было вообще.
Глава пятая – Ягужинский и Меньшиков
Павел Иванович Ягужинский, «государево око», тосковал. Он уцелел после переворота, но был недоволен. «Чинить надзор, чтобы дело стояло и чтобы оно шло, и кого надлежит бить по рукам». Данилыча метнуло высоко, Остерман – темный человек, Апраксин – вор, Голицыны, Долгоруковы – боярская спесь, господа гвардейцы – нахлебнички. Теперь он один. Может, из Сибири вернуть Шафирова, Шаюшкина? Город может запустеть к лету. Скажут, что место болотное, и разбегутся.
Воск свезли в куншткамеру ночью. В палатах очистили большой угол и усадили. И все то – воск, не более. Зачем сделан? Для чего сидит? Глаза открыты, в окно смотрит, одетый, обутый.
Рассказ «Восковая персона» (краткое содержание) по главам опишет, как люди и боялись и не понимали Петра Алексеевича, ни живого, ни мертвого...
Александр Данилыч вознесся, а радости, азарта не было. Стал «приручать» Екатерину – уж очень хотелось править. Он стал осторожен, перестал насмехаться. «Такова ему пришлась власть».
И вот в Сенате случился скандал: и крик, и брань, и драка. Это между первыми людьми государства. Куда идти? В куншткамеру – к нему. Сняв шляпу, стал Павел Иванович Ягужинский подходить. И встал воск, и сделал рукой благоволение. Генеральный прокурор стал жаловаться, сказал, что его ждет арест, и от кого? От сына конюха! Тогда воск сел на кресло, а Павел Иванович, совсем ослабев, ушел.
Прибыл туда и Данилыч. Медленно пошел на воск, на подобие, а рука куклы указывала: вон. «Восковая персона» (краткое содержание) показывает, как Петр управлял своими подданными и после смерти: так продолжает действовать страх.
Глава шестая – городу быть
Екатерина, став императрицей, изволила развлечься на первое апреля: в разных частях города разорвались залпы. Все забегали – не пожар ли, который сметет и арсенал, и город, не наводнение ли? Екатерина Алексеевна веселилась. А что? Траур кончился. И ей было весело.
Сановито и богато оделся Меньшиков и поехал к матушке.
Вошел – отшатнулся, рядом с ней стоял Пашка Ягужинский и что-то нашептывал на ухо. И Екатерина смеялась. И поедет Павел Иванович не в Сибирь, а послом в Вену. «Он понимал, что выиграл, а победы нет».
А в куншткамере изменилось немного. Воск по-прежнему стоял, указывая на дверь. Вокруг разместилось все его, Петрово, хозяйство: собачки, лошадка Лизетта, что носила его в Полтавском сражении, попугай гвинейский.
Сложен язык, воспроизводящий лексику Петровской эпохи, которым пользуется Юрий Тынянов. «Восковая персона» (краткое содержание) воссоздает бессмысленность террора, подозрительность как основу отношений и ужас перед полным уничтожением человеческого достоинства.
Так заканчивается рассказ, который открывает повествование о начавшихся после смерти Петра дворцовых переворотах. После него на престоле остались Романовы, у которых не было ни одной капли русской крови.