О Константине Михайловиче Симонове можно сказать, что это был советский человек-легенда, поэт и писатель, журналист, сценарист и общественный деятель, труды которого оценены по достоинству не одним поколением. Биография Константина Симонова очень насыщенная и рассказывает об огромном литературном таланте, который ковался под пулями и разрывными снарядами Второй мировой.
Константин Симонов. Краткая биография
Настоящее имя писателя - Кирилл, он появился на свет 15 (28) ноября 1915 года в Петрограде. Отца писатель не знал, тот без вести пропал в Первую мировую.
Когда мальчику было четыре года, они вместе с мамой переехали в Рязань, где у него появился отчим, А. Г. Иванишев, - бывший белогвардеец, полковник, который после революции преподавал тактику ведения боя в военных училищах, а затем стал командиром РККА.
Биография Константина Симонова дальше рассказывает о том, что его жизнь в дальнейшем прошла в военных гарнизонах и командирских общежитиях. По окончании семилетней школы он учился в фабрично-заводском училище. После стал работать в Саратове токарем, а потом, в 1931 году, его семья перебралась в Москву. Спустя несколько лет он поступил на обучение в им. Горького. В студенческие годы напишет немало художественных произведений и стихов Константин Симонов. Краткая биография дальше указывает на то, что по окончании института, в 1936 году, он начинает печататься в литературных журналах «Октябрь» и «Молодая гвардия». И в этом же году его принимают в Союз писателей СССР.
Служба военного корреспондента
Потом он учится в аспирантуре ИФЛИ и издает поэму «Павел Черный». Свое имя Кирилл он поменяет на псевдоним Константин по причине невыговаривания им буквы «р».
Биография Константина Симонова содержит факт того, что в 1939 году его отправили военным корреспондентом на Халхин-Гол, после чего в свой институт он уже не вернется. В это время начинает расти его популярность.
В 1940 году он написал пьесу «История одной любви», за ней в 1941 году создал пьесу «Парень из нашего города». Затем поступил в Военно-политическую академию им. Ленина и в 1941 году выпустился в военном звании интенданта второго ранга.
Война
В самом начале ВОВ был призван в армию, работал в издательстве «Боевой знамя», но почти сразу уехал специальным корреспондентом «Красной звезды» в осажденную Одессу. Биография Константина Симонова в эти годы весьма насыщенна.
Звание старшего батальонного комиссара он получил в 1942 году, в 1943-м ему присвоили звание подполковника, а после войны он получил звание полковника. В эти годы он написал такие свои известные произведения, как «Жди меня», «Русские люди», «Дни и ночи», сборники стихов «Война» и «С тобой и без тебя».
Константин Симонов в качестве военного корреспондента побывал в Югославии, Румынии, Польше и Германии. Он стал свидетелем последних дней сражений за Берлин.
Все эти события были описаны в многочисленных сборниках очерков: «Славянская дружба», «Югославская тетрадь», «Письма из Чехословакии» и т. д.
Послевоенное творчество
По окончании войны биография Симонова Константина Михайловича указывает на то, что на протяжении трех лет он работал в должности редактора журнала «Новый мир» и был в частых командировках в Китае, США и Японии. Потом, с 1958 по 1960 год, он работал в издании «Правда» среднеазиатских республик.
Известными его произведениями того времени стали романы «Товарищи по оружию», «Последнее лето», «Солдатами не рождаются». По ним было поставлено много художественных картин.
После смерти Сталина К. Симонов пишет о нем несколько статей, за это попадает в опалу к Хрущеву. Его срочно убирают с должности главного редактора «Литературной газеты».
Писатель скончался в Москве 28 августа 1979 года. Биография Симонова Константина Михайловича на этом прерывается. Согласно завещанию писателя, его прах был развеян под Могилевом, над Буйничским полем. В этом процессе участвовали вдова писателя Лариса Жадова, его дети, фронтовые друзья и ветераны. Это место было дорого ему тем, что в 1941 году он стал свидетелем жестоких сражений и того, как советские войска подбили 39 фашистских танков. Эти события он описывает в романе «Живые и мертвые» и в дневнике «Разные дни войны».
Сегодня установлен огромный камень на окраине поля с памятной доской «К. М. Симонов». У него было множество наград и званий. Ведь это был поистине великий русский человек.
Константин Симонов: биография, личная жизнь
Его первой женой стала Наталья Викторовна Гинзбург, которая с отличием закончила Литературный институт им. Горького и работала литературным критиком, а потом заведовала редакцией «Профиздат». Писатель посвятил ей свою замечательную поэму «Пять страниц» (1938 г.).
Второй его женой стала Евгения Самойловна Ласкина, работавшая литературным редактором и заведовавшая отделом поэзии в издательстве «Москва». Благодаря ей в 60-х годах был опубликован роман «Мастер и Маргарита» Булгакова. В 1939 году она родила ему сына Алексея.
Серова
В 1940 году Константин Симонов влюбляется в актрису Валентину Серову - жену погибшего комбрига Анатолия Серова (Героя Испании) и расстается с Ласкиной.
В теме: «Константин Симонов: биография и творчество» нельзя не отметить тот факт, что любовь всегда являлась главным вдохновением для него. В это время он пишет свое известное произведение «Жди меня», а потом выходит фильм с одноименным названием, где главную роль сыграла Валентина Серова. Они прожили вместе 15 лет, в 1950 году у них родилась дочь Мария.
В 1940 он создает свое известное произведение «Парень из нашего города». Его жена стала прототипом главной героини Вари, а Анатолием Серовым был Луконин. Но актриса не захотела участвовать в спектакле, так как еще переживала потерю мужа.
В 1942 году появился сборник стихотворений «С тобой и без тебя», который был посвящен Валентине Васильевне Серовой. Эту книгу достать было совершенно невозможно, поэтому ее переписывали вручную и учили наизусть. В те годы ни один поэт не имел столь оглушительного успеха, как Константин Симонов, особенно после выпуска этого сборника.
Они поженились в 1943 году, у них дома собиралось огромное количество гостей. Всю войну Валентина Васильевна прошла вместе с мужем в составе концертных бригад. В 1946 году Симонов по поручению правительства едет во Францию, чтобы вернуть на родину писателей-эмигрантов И. Бунина, Н. Тэффи, Б. Зайцева и берет свою жену.
Жадова
Но история их любви не имела счастливого конца.
Последней супругой писателя в 1957 году стала дочь Героя Советского Союза генерала А. С. Жадова - Лариса Алексеевна, вдова умершего фронтового друга Симонова С. П. Гудзенко. Она была известным искусствоведом. Симонов удочерил ее дочь от первого брака Екатерину, потом у них родилась дочь Александра.
Нам необходимо помнить свою историю, и идти по своему пути.
В настоящее время мы пользуемся датировкой лет от Рождества Христова и Григорианским календарём. Не забыт и Юлианский календарь, так называемый «старый стиль». Ежегодно в январе мы вспоминаем о нём, когда отмечаем «старый» Новый год. Также средства массовой информации заботливо напоминают о смене лет по Китайскому, Японскому, Тайскому и прочих календарях. Безусловно, это расширяет наш кругозор.
Давайте расширим свой кругозор. Но, чтобы кругозор стал ещё шире, давайте прикоснёмся к древнейшей традиции летоисчисления Славянских народов — Даарийскому Круголету Числобога, по которому ещё не так давно жили наши Предки. Ныне этим календарём пользуются только Староверы — представители самой древней Славяно-Арийской Веры — Инглиизма. Повсеместное использование нашего древнего календаря прекратилось немногим более 300 лет назад, когда царь Пётр 1 своим Указом ввёл на территории Руси иностранный календарь и повелел в ночь на 1 января праздновать наступление 1700 года от рождения Иисуса Христа.
Реформа календаря украла (как минимум) 5500 лет нашей истории. А на Руси в то время шло Лето 7208 от Сотворения Мира в Звёздном Храме. Принято считать, что это нововведение Петра 1 было прогрессом для России, приобщением её к «европейской культуре». Но совершенно не говорится о том, что император не просто поменял календарь, он фактически «украл», как минимум(!). пять с половиной тысяч лет нашей истинной истории. Ведь под событием, от которого вёлся отсчёт лет — Сотворение Мира в Звёздном Храме (5508 г, до Р.Х.), подразумевалось вовсе не сотворение вселенной библейским богом, а буквально; подписание мирного договора в год Звёздного Храма по Круголету Числобога после победы Державы Великой Расы (в современном понимании — России) над империей Великого Дракона (по современному — Китая). Кстати говоря, символическое изображение всадника на белом коне, поражающего копьём дракона, известное по христианской традиции как Георгий Победоносец, на самом деле символизирует как раз эту победу. Именно поэтому издавна этот символ так распространён и почитаем на Руси среди Славяно-Арийских народов.
От каких событий велось летоисчисление?
Возникает естественный вопрос: а от какого же события велось летоисчисление до Сотворения Мира в Звёздном Храме? Ответ очевиден — от более раннего значительного события. Более того, параллельно могли вестись отсчёты лет от разных событий. Именно так, с упоминания нескольких временных отрезков и начинались древние летописи. Для примера приведём несколько датировок нынешнего 2004 года от RX: — Лето 7512 от Сотворения Мира в Звёздном Храме — Лето 13012 от Великого Похолодания — Лето 44548 от Сотворения Великого Коло Рассении — Лето 106782 от Основания Асгарда Ирийского — Лето 111810 от Великого Переселения из Даарии — Лето 142994 от периода Трёх Лун — Лето 153370 от Асса Деи — Лето 185770 от Времени Туле — Лето 604378 от Времени Трёх Солнц и т.д. Очевидно, что в контексте современной «официальной» хронологии эти датировки выглядят просто фантастическими, Но для самостоятельно мыслящего человека, интересующегося древним Культурным наследием народов Земли, такие «пропасти лет» не выглядят столь уж пугающе. Ведь не только в Славяно-Арийских Ведах, но и в довольно многочисленных дошедших до нас памятниках письменности по всей Земле упоминаются ещё куда более продолжительные отрезки исторического времени, На эти же факты указывают и непредвзятые археологические и палео-астрономические исследования. Также очень интересно будет вспомнить, что в допетровские времена на Руси для обозначения численных величин использовались не цифры, как сейчас принято, а буквицы титлованные, т.е. славянские буквы со служебными символами.
Что «исправили» Кирилл и Мефодий?
А так как календарь-это традиция письменная (попробуйте-ка устно вести и передавать из поколения в поколение столь сложный и динамичный массив информации), то очевидно, что до времён Петра I письменность на Руси уже существовала, по меньшей мере(!) семь с лишним тысяч лет. Однако считается, что письменность была «изобретена» специально для нас, «безграмотных», двумя греческими монахами Кириллом и Мефодием, которые лишь добавили в нашу азбуку несколько греческих букв вместо непонятных им дифтонгов. И, скромно говоря, вызывает удивление всё нарастающая помпезность при проведении ежегодных «кирилло-мефодиевников» и «дней рождения» «славянской» письменности. В настоящее время, коль скоро мы пользуемся современным календарём (от Р.Х.), то правильнее будет его применять только для событий последних трёхсот лет. А более древние события, для ясного понимания их сути, должны быть датированы в той системе летоисчисления, которая употреблялась до 1700 года, Иначе возможно неправильное толкование нашей истории, культуры, традиций и обычаев. Вызывает искреннее сожаление датировка допетровских событий в современных учебниках, Например, годом Ледового побоища на Чудском озере называют 1242 год, а в то время на Руси шёл 6750 год. Или, например, годом крещения Киева считают 988 год от рождения Иисуса Христа. Но в Киеве тогда отметили Лето 6496 от Сотворения Мира в Звёздном Храме.
Братья и сестры, давайте помнить наше прошлое, искать его, если злые умы специально его от нас прячут.
5 апреля 1242 года, 770 лет тому назад, русский князь Александр Невский на льду Чудского озера одержал победу над рыцарями Ливонского ордена, не позволив тем осуществить «дранг нах остен».
Если бы не малотолерантный к чужим культурам и обычаям князь, то лет 700 бы уже сосиски с пивом кушали.
Подняв мечи из русской стали,
Нагнув копейные древки,
Из леса с криком вылетали
Новогородские полки.
К мохнатым гривам наклоняясь;
И первым на коне огромном
В немецкий строй врубился князь...
История и реконструкция Ледового побоища . Видео - тексты - 3D-картинки в ассортименте.
Константин Симонов, поэма «Ледовое побоище»
На голубом и мокроватом
Чудском потрескавшемся льду
В шесть тыщ семьсот пятидесятом
От Сотворения году,
В субботу, пятого апреля,
Сырой рассветной порой
Передовые рассмотрели
Идущих немцев темный строй.
На шапках перья птиц веселых,
На шлемах конские хвосты.
Над ними на древках тяжелых
Качались черные кресты.
Оруженосцы сзади гордо
Везли фамильные щиты,
На них гербов медвежьи морды,
Оружье, башни и цветы.
Все было дьявольски красиво,
Как будто эти господа,
Уже сломивши нашу силу,
Гулять отправились сюда.
Ну что ж, сведем полки с полками,
Довольно с нас посольств, измен,
Ошую нас Вороний Камень
И одесную нас Узмень.
Под нами лед, над нами небо,
За нами наши города,
Ни леса, ни земли, ни хлеба
Не взять вам больше никогда.
Всю ночь, треща смолой, горели
За нами красные костры.
Мы перед боем руки грели,
Чтоб не скользили топоры.
Углом вперед, от всех особо,
Одеты в шубы, в армяки,
Стояли темные от злобы
Псковские пешие полки.
Их немцы доняли железом,
Угнали их детей и жен,
Их двор пограблен, скот порезан,
Посев потоптан, дом сожжен.
Их князь поставил в середину,
Чтоб первый приняли напор,-
Надежен в черную годину
Мужицкий кованый топор!
Князь перед русскими полками
Коня с разлета развернул,
Закованными в сталь руками
Под облака сердито ткнул.
"Пусть с немцами нас бог рассудит
Без проволочек тут, на льду,
При нас мечи, и, будь что будет,
Поможем божьему суду!»
Князь поскакал к прибрежным скалам,
На них вскарабкавшись с трудом,
Высокий выступ отыскал он,
Откуда видно все кругом.
И оглянулся. Где-то сзади,
Среди деревьев и камней,
Его полки стоят в засаде,
Держа на привязи коней.
А впереди, по звонким льдинам
Гремя тяжелой чешуей,
Ливонцы едут грозным клином -
Свиной железной головой.
Был первый натиск немцев страшен.
В пехоту русскую углом,
Двумя рядами конных башен
Они врубились напролом.
Как в бурю гневные барашки,
Среди немецких шишаков
Мелькали белые рубашки,
Бараньи шапки мужиков.
В рубахах стираных нательных,
Тулупы на землю швырнув,
Они бросались в бой смертельный,
Широко ворот распахнув.
Так легче бить врага с размаху,
А коли надо умирать,
Так лучше чистую рубаху
Своею кровью замарать.
Они с открытыми глазами
На немцев голой грудью шли,
До кости пальцы разрезая,
Склоняли копья до земли.
И там, где копья пригибались,
Они в отчаянной резне
Сквозь строй немецкий прорубались
Плечом к плечу, спиной к спине.
Онцыфор в глубь рядов пробился,
С помятой шеей и ребром,
Вертясь и прыгая, рубился
Большим тяжелым топором.
Семь раз топор его поднялся,
Семь раз коробилась броня,
Семь раз ливонец наклонялся
И с лязгом рушился с коня.
С восьмым, последним по зароку,
Онцыфрор стал лицом к лицу,
Когда его девятый сбоку
Мечом ударил по крестцу.
Онцыфор молча обернулся,
С трудом собрал остаток сил,
На немца рыжего рванулся
И топором его скосил.
Они свалились наземь рядом
И долго дрались в толкотне.
Онцыфор помутневшим взглядом
Заметил щель в его броне.
С ладони кожу обдирая,
Пролез он всею пятерней
Туда, где шлем немецкий краем
Неплотно сцеплен был с броней.
И при последнем издыханье,
Он в пальцах, жестких и худых,
Смертельно стиснул на прощанье
Мясистый рыцарский кадык.
Уже смешались люди, кони,
Мечи, секиры, топоры,
А князь по-прежнему спокойно
Следит за битвою с горы.
Лицо замерзло, как нарочно,
Он шлем к уздечке пристегнул
И шапку с волчьей оторочкой
На лоб и уши натянул.
Его дружинники скучали,
Топтались кони, тлел костер.
Бояре старые ворчали:
"Иль меч у князя не остёр?
Не так дрались отцы и деды
За свой удел, за город свой,
Бросались в бой, ища победы,
Рискуя княжьей головой!»
Князь молча слушал разговоры,
Насупясь на коне сидел;
Сегодня он спасал не город,
Не вотчину, не свой удел.
Сегодня силой всенародной
Он путь ливонцам закрывал,
И тот, кто рисковал сегодня, -
Тот всею Русью рисковал.
Пускай бояре брешут дружно -
Он видел все, он твердо знал,
Когда полкам засадным нужно
Подать условленный сигнал.
И, только выждав, чтоб ливонцы,
Смешав ряды, втянулись в бой,
Он, полыхнув мечом на солнце,
Повел дружину за собой.
Подняв мечи из русской стали,
Нагнув копейные древки,
Из леса с криком вылетали
Новогородские полки.
По льду летели с лязгом, с громом,
К мохнатым гривам наклоняясь;
И первым на коне огромном
В немецкий строй врубился князь.
И, отступая перед князем,
Бросая копья и щиты,
С коней валились немцы наземь,
Воздев железные персты.
Гнедые кони горячились,
Из-под копыт вздымался прах,
Тела по снегу волочились,
Завязнув в узких стременах.
Стоял суровый беспорядок
Железа, крови и воды.
На месте рыцарских отрядов
Легли кровавые следы.
Одни лежали, захлебнувшись
В кровавой ледяной воде,
Другие мчались прочь, пригнувшись,
Трусливо шпоря лошадей.
Под ними лошади тонули,
Под ними дыбом лед вставал,
Их стремена на дно тянули,
Им панцирь выплыть не давал.
Брело под взглядами косыми
Немало пойманных господ,
Впервые пятками босыми
Прилежно шлепая об лед.
И князь, едва остыв от свалки,
Из-под руки уже следил,
Как беглецов остаток жалкий
К ливонским землям уходил.
Документальность - одна из основ творчества Константина Симонова. Она проявилась уже в ранних поэтических произведениях. Например, в поэме «Ледовое побоище» (1938):
На голубом и мокроватом
Чудском потрескивавшем льду
В шесть тыщ семьсот пятидесятом
От сотворения году,
В субботу, пятого апреля,
Сырой рассветною порой
Передовые рассмотрели
Идущих немцев тёмный строй.
Можно не заглядывать в «Повесть временных лет», чтобы убедиться в том, что 6750 год от сотворения мира соответствует 1242 году от Рождества Христова. Молодой поэт был щепетильно точен и в датах, и в географических названиях, к которым питал пристрастие, когда писал о войне - уже давней, Крымской («А крепость Петропавловск-на-Камчатке / Погружена в спокойный, мирный сон…» - «Поручик», 1939), и современной ему гражданской в Испании («Осколком немецкой гранаты / В бою под Уэской сражён…» - «Генерал», 1937), и той неизбежной, к которой готовилось его поколение («Однополчане», 1938):
Под Кёнигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоём,
Отбудем месяц в лазарете,
И выживем, и в бой пойдём.
Святая ярость наступленья,
Боёв жестокая страда
Завяжут наше поколенье
В железный узел навсегда.
Но до «святой ярости наступленья» суждено было пережить и «дороги Смоленщины», «избу под Борисовом», и «Дом в Вязьме», и кровавое крымское бездорожье, и раскалённые степи меж Доном и Волгой…
Названия этих великих рек соседствовали на «литературной карте» Симонова впервые в стихотворении «Убей его», написанном в июле 1942 года:
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу…
Подкреплённый обращением к сыновним чувствам призыв убить врага («Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей!») был тем актуальнее, что Дон стал тогда ареной глубоко драматических событий, а Волге предстояло войти в историю беспрецедентным сражением. Стихи были напечатаны 18 июля в «Красной звезде» и 19 июля в «Комсомольской правде», а 28 июля вышел приказ наркома обороны СССР № 227, сразу же вошедший в армейский обиход как приказ Сталина «Ни шагу назад!».
В этом приказе впервые была раскрыта правда о летних поражениях Красной Армии в 1942 году. Было сказано о том, что войска, отдавшие врагу Ростов и Новочеркасск, «покрыли свои знамёна позором».
В книге «Разные дни войны» Симонов пишет, как они с Иосифом Уткиным раньше других узнали об этом суровом документе.
«Нам нужно было повидать члена Военного совета фронта, и мы ждали его около хаты, и, пока ждали, секретарь Военного совета принёс и дал нам прочесть экземпляр июльского приказа Сталина о том, что отступать дальше некуда, что нужно остановить врага любой ценой.
Мы сидели с Уткиным на срубе деревенского колодца и целый час, оглушённые, молчали после того, как прочли приказ. По-настоящему я пришёл в себя только через несколько дней в Москве. Все эти дни мне казалось, что течение времени прекратилось. До этого война наматывалась, как клубок - сначала как клубок несчастий, потом, в декабре сорок первого, этот клубок как будто начал разматываться, но потом он снова начал наматываться, как клубок новых несчастий. И вдруг, когда я прочёл этот приказ, словно всё остановилось. Теперь движение жизни представлялось в будущем каким-то прыжком - или перепрыгнуть, или умереть!» .
Этим чувством было проникнуто стихотворение Симонова «Безыменное поле», написанное по дороге с Брянского фронта в Москву. Оно начиналось прямой перекличкой с текстом приказа:
Опять мы отходим, товарищ,
Опять проиграли мы бой,
Кровавое солнце позора
Заходит у нас за спиной.
Вспоминая русских солдат разных времён - от петровских войн до Первой мировой, - лирический герой обращается к товарищу с горькими словами: «Ты слышишь: не только потомки, /Нас предки за это клянут» - и приходит к выражению воинской решимости:
Пусть то безыменное поле,
Где нынче пришлось нам стоять,
Вдруг станет той самой твердыней,
Которую немцам не взять.
Ведь только в Можайском уезде
Слыхали названье села,
Которое позже Россия
Бородиным назвала.
Бородинским могло и должно было стать любое поле - здесь уже география была ограничена только передовыми линиями фронтов.
На Южном фронте Симонову довелось оказаться уже в 1943 году.
Обстоятельства сложились так, что на Дон он попал с юга, с Кубани. По дороге от Краснодара до Батайска сочинил текст одной из самых популярных песен военных лет - «Корреспондентской застольной»
(«От Москвы до Бреста…»), которую до музыки Матвея Блантера пели на мотив «Мурки». В первоначальном варианте был и такой грустный куплет:
Помянуть нам впору
Мёртвых репортёров,
Стал могилой Киев им и Крым.
Хоть они порою
Были и герои,
Не поставят памятника им.
О том, какое впечатление произвёл на Симонова освобождённый от гитлеровских оккупантов Ростов, осталась такая запись в его военном дневнике:
«…Ростов. Мрачный, выжженный, малолюдный. Более или менее уцелела только окраинная часть города, Нахичевань, с маленькими одноэтажными домиками. Все центральные улицы разорены, обледенели, холодны, черны. По улице идёт немолодой измождённый человек, тянет за верёвку салазки. На салазках гроб, сбитый из двух фанерных ящиков. На ящиках написаны знакомые слова: “Папиросы “Дукат”. Ростов-на-Дону”.
Не знаю, как будет, но сейчас мне кажется, что, вспоминая потом об этих отчаянных днях войны, отчаянных не с точки зрения военного положения - мы уже почти повсюду наступаем, - а с точки зрения того, в каком состоянии находятся страна и люди, я всегда буду вспоминать эту ледяную ростовскую улицу, этого человека и этот гроб из двух папиросных ящиков.
В последние дни чувствуется, что после взятия Ростова и выхода к реке Миус мы уткнулись здесь в прочную, заранее подготовленную немцами оборону» .
За несколько дней пребывания на Южном фронте Симонов успел побывать в двух корпусах - 31-м гвардейском стрелковом и 5-м Донском кавалерийском. Кроме оперативных очерков и корреспонденций для «Красной звезды», вошедших потом в третий сборник «От Чёрного до Баренцова моря», результатом поездок писателя по Нижнему Дону и Примиусью стали рассказы «Зрелость», «Восьмое ранение», «Малышка», «Сын Аксиньи Ивановны» и отчасти рассказ «Бессмертная фамилия», продолженный в других фронтовых маршрутах.
По дневниковым записям можно судить, насколько важно было для Константина Симонова писать о наступлении советских войск именно в этих местах, западнее Ростова и Новочеркасска, упомянутых приказом № 227 в контексте летнего отступления. Но как раз тогда наступательный порыв, с которым двигался фронт от Сталинграда, себя исчерпал. В «Разных днях войны» запечатлено свидетельство той февральско-мартовской неудачи: «Так же, как и их соседи справа и слева, казаки упёрлись в эти дни в немецкую оборонительную линию на Миусе, которую нам удалось прорвать только спустя полгода, в августе. Но тогда, в конце февраля, примириться с тем, что мы здесь остановлены, и надолго, никому не хотелось. То здесь, то там продолжались безуспешные попытки продвинуться ещё хоть на немножко вперёд. Но для успеха не было ни сил, ни средств» .
Может быть, именно поэтому среди рассказов, написанных после пребывания писателя на Южном фронте, особое место занял рассказ «Зрелость» - об освобождении от немецких оккупантов южного города на возвышенности со старинным собором в центре. Город в рассказе не назван, и о том, что это Новочеркасск, мы узнаём из переписки Симонова с фронтовыми знакомыми.
В июне 1943 года в письме генерал-майору Александру Ивановичу Утвенко, тогда командовавшему 31-м гвардейским стрелковым корпусом, Симонов писал: «В первомайском номере “Красной звезды” был напечатан мой рассказ “Зрелость”. Этот рассказ с вымышленными фамилиями, но если ты его прочтёшь, то поймёшь, что в сущности он основан на том, что ты мне рассказывал о зимних боях и, в частности, о взятии Новочеркасска» .
Примечательно, что к этому эпизоду своей писательской работы на войне Константин Симонов обратился и через двадцать с лишним лет, в марте 1964 года, в письме Василию Петровичу Худобкину, с которым познакомился в корпусе Утвенко: «Между прочим, не знаю, попадался ли Вам на глаза когда-нибудь мой рассказ “Зрелость”? Был он напечатан в “Красной звезде”, а потом выходил в нескольких моих книжках. В основе этого рассказа лежат хорошо знакомые Вам события, связанные с боями за Новочеркасск. Может быть, в подполковнике Проценко узнаете некоторые черты Александра Ивановича Утвенко, а фельдшер Вася, думаю, напомнит Вам самого себя. Во всяком случае, писал я этого человека с Вас» .
Обращает на себя внимание постоянный интерес писателя к тому, как относятся к его рассказам люди, так или иначе причастные к их сюжетам. В этом видится его забота о правдивости написанного, о соответствии авторского вымысла реальным фактам, характерам и обстоятельствам. В январе 1944 года в письме заместителю командира 5-го гвардейского Донского кавалерийского корпуса по политической части Никифору Ивановичу Привалову Симонов писал: «Дошли ли до Вас номера “Красной звезды”, где были три рассказа о Вашем корпусе, а именно: “Малышка”, “Восьмое ранение” и “Сын Аксиньи Ивановны”? Если читали, то не знаю, понравились ли? Что до меня, то старался написать как мог лучше» .
Первым командиром 5-го Донского корпуса был генерал-лейтенант Алексей Гордеевич Селиванов. Потом, когда ему пришлось оставить эту должность по болезни, командиром корпуса стал Сергей Ильич Горшков. Когда в корпусе побывал Симонов, Горшков ещё командовал 11-й кавалерийской дивизией. Колоритный образ этого казака станицы Урюпинской настолько заинтересовал писателя, что уже 29 марта 1943 года в «Красной звезде» появился рассказ «Сын Аксиньи Ивановны», герой которого Сергей Иванович Вершков стал литературным воплощением казачьего комдива генерал-майора Горшкова.
К полковнику Вершкову в конце концов добирается издалека и герой другого рассказа, «Восьмое ранение», старший лейтенант Корниенко. Раненный восьмой раз под Моздоком, он лечился в Армении, больше всего печалясь о том, что ему вряд ли удастся вернуться в свою казачью часть. И когда его «списали вчистую», выдав пенсионную книжку, Корниенко не мирится с этим - добирается до своих и убеждает командира дивизии в том, что годен к продолжению службы.
По уходе Корниенко, словно оправдываясь перед начальником штаба за проявленную мягкотелость, Вершков признаётся:
«- Вы понимаете, если человек из Еревана добрался сюда, под Ростов, больной, без документов, без аттестата, - разве я могу ему после этого сказать: “Нет, вы не в силах нести службу”? Может, и правда, он не в силах, но не нести эту службу он уже совсем не в силах, - сами видите… О чём вы задумались, Фёдор Ильич? - спросил полковник у начальника штаба, который, посасывая трубку, молча ходил по комнате.
Всё о том же, - сказал начальник штаба. - Всё о том же - о войне. Вот вы тут говорили весь этот час с Корниенко, а я слушал и думал: “Победим, непременно победим”» .
Именно в те дни ранней весны сорок третьего, когда приостановилось наше наступление на юге, Симонов стремился на примере людей, воевавших из последних сил, показать неотвратимость победы над отчаянно сопротивлявшимся и всё ещё сильным врагом. Героиня рассказа «Малышка» (как явствует из переписки, Мария Лагутина из станицы Каменской) собирает раненых в машину-летучку, блуждающую по степи в поисках полевого госпиталя. Сама она, уступив своё место в кабине раненому, едет на крыле автомобиля. «Дорога становилась всё хуже и хуже. Где-то далеко слева виднелись вспышки орудийных выстрелов. Мотор два раза глох, шофёр вылезал и, чертыхаясь, возился с карбюратором. Малышка не слезала с крыла. Во время этих остановок ей казалось, что вот так, как сейчас, она продержится, а если слезет, то онемевшие пальцы не смогут снова ухватиться за крыло» .
Один из очерков, написанных в те дни, посвящён участнику Первой мировой и Гражданской войн, шестидесятичетырёхлетнему казаку станицы Нижнечирской Парамону Самсоновичу Куркину, который ни в чём не уступал молодым. А вот запись из дневника со слов командира казачьего полка Дудникова: «Всё время мороз и ветер. Обогревались в степи в стогах сена. А в Калмыкии не было и этого. Шли по пояс в снегу. Волчий холод. Все тылы отставали, только и ели, что на ходу жевали сухари. Шли через реки Цимлу, Куберле, Сал, Маныч. Танкисты при переправах наращивали лёд, чтобы прошли танки. Солома, брёвна, лёд, и снова в том же порядке. Танкисты по нескольку суток не вылезали из танков. <…> И пехота топала бесконечные вёрсты» .
Работая над романом «Солдатами не рождаются», Константин Симонов, по его выражению, окунулся в круговорот событий, происходивших на Дону и Волге в 42-м и 43-м годах. И здесь писатель привержен точным координатам и характеристикам. В центре его внимания люди непреклонного мужества и непоказного геройства. Война для них тяжёлая работа, которую необходимо совершать с полной отдачей сил при любых обстоятельствах. Вот как характеризуется один из таких персонажей Пикин, в прошлом штабс-капитан русской армии, а на первых страницах романа - начальник штаба дивизии, которой командует генерал Серпилин: «Пикин - это июльский приказ Сталина, тот самый, страшный, после сдачи Ростова и Новочеркасска: “Ни шагу назад!” Его читали перед строем, когда дивизию прямо с эшелонов швырнули в бои, чтобы заткнуть дыру ещё там, за Средним Доном, далеко от Сталинграда. Но затыкать дыру было уже поздно, и дивизия стала магнитом, с утра до ночи притягивавшим к себе удары с земли и воздуха… Пикин - это переправа через Дон, после того как половина дивизии полегла там, за Доном. Серпилин в тот день оказался в окружённом полку на отшибе, и, когда на закате всё же пробился и вывел остатки полка к переправе, оказалось, что на переправе нет бедлама, который он страшился увидеть, а порядок, и этот порядок навёл подошедший сюда с ядром дивизии Пикин» .
Благодаря документальной манере, которой Симонов не изменял и в художественном творчестве, штрихами военной эпопеи стали привычные для нас, жителей Дона, названия городов, станиц, посёлков. Первые страницы романа «Солдатами не рождаются» переносят нас в новогоднюю ночь под Сталинградом. Наступает сорок третий год. В нескольких строках - вся суть исторического момента, ещё не осознанного героями романа, но уже предвещающего будущее:
«Всю войну, во всей её огромности, нельзя было даже вообразить себе до конца. Но Серпилин, слушая тишину здесь, где в ожидании наступления стояла его дивизия, хорошо представлял себе, что такое эта сегодняшняя ночь там, где теперь идёт главная война, - на юге, в голых степях на полдороге к Ростову, или на юго-западе, тоже в степях, под Тацинской, или на Воронежском фронте, режущем сейчас немецкие тылы за триста километров отсюда, у Черткова и Миллерова» .
Предчувствие будущего было характерно для военных стихов Симонова. В 1942 году, в самые отчаянные дни, было написано одно из трогательных фронтовых стихотворений - «Через двадцать лет». Оно о власти памяти - чувстве, близком, пожалуй, всему поколению «детей войны». О стихающем пожаре, отдалённой канонаде и босой девочке, которая, «до стремени не доставая», бродила между конниками. А те, «перегибаясь к ней с коней, её на сёдла поднимали». Тогда, в разгар войны, увидев эту кроху среди суровых кавалеристов, поэт вообразил, как она, повзрослев, однажды «в тиши ночной с черёмухой и майской дрёмой» вдруг вспомнит о скупой солдатской нежности к ней, ребёнку: «Деревни будут догорать, / И кто-то под ночные трубы / Девчонку будет поднимать / В седло, накрывши буркой грубой».
Написанное в 1943 году стихотворение «Матвеев Курган» тоже словно протягивает цепочку памяти к послевоенному времени. Оно обращено к мальчишке, которому непонятен интерес отца и его друзей к «старой карте-двухвёрстке». Уже узнавший по почтовым маркам немало экзотических названий, он с недоумением слушает, как взрослые вспоминают «какой-то Матвеев Курган, какую-то речку Миусу».
Подкравшись к отцу своему,
Вдруг спросишь ты, всеми забытый:
Матвеев Курган. Почему
Лежит богатырь там убитый?
Мелькнёт в его взоре печаль,
Да, там богатырь. Только жаль,
Что он не один под курганом.
Потом, проводивши гостей,
На стенах окинет он глазом
Портреты усатых людей,
Что ты не встречал здесь ни разу.
И вдруг, чтоб не видела мать,
Обычно такой непреклонный,
Свой старый наган поиграть
Он даст тебе, вынув патроны.
Вера в то, что послевоенный мальчуган вырастет помнящим о цене победы над иноземными поработителями, была в те годы сильным нравственным оружием. Она одухотворяла долгий, тяжёлый путь советского воина, которому предстояло пройти с боями от Волги, Дона, Миуса до Одера, Эльбы и Шпрее.
Запечатлённая Константином Симоновым память о роли донского края на театре военных действий 1942 и 1943 годов стала достоянием миллионов читателей в нашей стране и за рубежом.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Симонов К. Разные дни войны. Дневник писателя: в 2 т. Т. 2: 1942-1945. М. : Известия, 1981.
2. Его же. Письма о войне. 1943-1979. М: Сов. писатель, 1990.
3. Его же. Стихи. Пьесы. Рассказы. М. : Гос. изд‑во худож. лит., 1949.
4. Его же. Собр. соч. в 10 т. Т. 5. М. : Худож. лит., 1981.
Жизнь и творчество К.М. Симонова
В нашей стране было и есть немало замечательных поэтов и писателей, посвятивших свое творчество военной тематике. Правда, их становится все меньше. Но наше знание о тех трагических и великих днях все еще нельзя считать полным и законченным.
Творчество Константина Михайловича Симонова (1915-1979) занимает особое место в русской литературе.
Его имя при рождении: Кирилл, но он в 30-х годах XX века выбрал псевдоним Константин Симонов, поскольку не выговаривал ни звук «р», ни «л» в собственном имени.
Константин (Кирилл) Михайлович Симонов родился в 1915 г., в Петрограде. Мать, Александра Леонидовна, - настоящая Оболенская, из знаменитого княжеского рода. В «Автобиографии», написанной в 1978 году, своего физического отца Симонов не упоминает, воспитывался отчимом, Александром Ивановичем Иванищевым, участником японской и германской войн, преподавателем военного училища, которого очень любил и уважал.
Детство провел в Рязани и Саратове. Семья была военная, жила в командирских общежитиях. Вынесенные из военной службы привычки - аккуратность, требовательность к себе и окружающим, дисциплинированность, сдержанность - формировали особую семейную атмосферу: «Дисциплина в семье была строгая, чисто военная. Существовал твердый распорядок дня, все делалось по часам, в ноль-ноль, опаздывать было нельзя, возражать не полагалось, данное кому бы то ни было слово требовалось держать, всякая, даже самая маленькая ложь, презиралась». Военные навсегда останутся для Симонова людьми особой складки и выделки - им навсегда захочется подражать.
Окончив в 1930 г. школу-семилетку, К. Симонов учился в ФЗУ на токаря. В 1931 семья переехала в Москву, и Симонов, окончив здесь фабзавуч точной механики, идет работать на завод. Объяснял свой выбор Симонов в «Автобиографии» двумя причинами: «Первая и главная - пятилетка, только что построенный недалеко от нас, в Сталинграде, тракторный завод и общая атмосфера романтики строительства, захватившая меня уже в шестом классе школы. Вторая причина - желание самостоятельно зарабатывать». В эти же годы начинает писать стихи. Печататься начал в 1934 г.
Работал до 1935.
В 1936 в журналах «Молодая гвардия» и «Октябрь» были напечатаны стихи К. Симонова. Первая поэма – «Павел Черный» (1938), прославлявшая строителей Беломорско-Балтийского канала. В «Автобиографии» поэма упоминается как первый трудный опыт, увенчавшийся литературным успехом: ее публикация в сборнике «Смотр сил».
С 1934 по 1938 г. учился в Литературном институте им. Горького, после окончания поступил в аспирантуру ИФЛИ (Институт истории, философии, литературы), но в 1939 был направлен в качестве военного корреспондента на Халхин-Гол в Монголию и в институт уже не вернулся.
В эти годы выпустил книгу стихов «Настоящие люди» (1938), поэмы «Ледовое побоище» (1938), «Суворов» (1939). Вскоре выступил как драматург (пьесы «История одной любви» (1940), «Парень из нашего города» (1941)).
Во время финской войны окончил двухмесячные курсы военных корреспондентов при Военной Академии имени Фрунзе, с осени 40-го по июль 41-го еще одни курсы - при Военно-политической академии; получает воинское звание интенданта второго ранга.
В годы Великой Отечественной войны работал корреспондентом газеты «Красная звезда», постоянно находясь в действующей армии. В «Автобиографии» Симонов признавался: «Почти весь материал - для книг, написанных во время войны, и для большинства послевоенных - мне дала работа корреспондентом на фронте». В 1942 вступил в ВКП(б). В том же году ему было присвоено звание старшего батальонного комиссара, в 1943 - звание подполковника, а после войны - полковника.
Но все же всенародную известность принесла писателю публикация в январе 1942 года в газете «Правда» стихотворения «Жди меня».
К.М. Симонов был одним из первых, кто начал после войны тщательное изучение трофейных документов немецко-фашистской армии. Им проведены длительные и обстоятельные беседы с маршалами Жуковым, Коневым и другими много воевавшими людьми.
Константин Симонов через свои очерки, стихи и военную прозу показал увиденное и пережитое как им самим, так и тысячами других участников войны. Он проделал гигантскую работу по изучению и глубокому осмысливанию опыта войны именно с этой точки зрения. Он не приукрашивал войну, ярко и образно показал ее суровый лик. Уникальны с точки зрения правдивого воспроизведения войны фронтовые записки Симонова «Разные дни войны». Читая такие глубоко проникновенные свидетельства, даже фронтовики обогащают себя новыми наблюдениями и более глубоко осмысливают многие, казалось бы, хорошо известные события.
В годы войны написал и пьесы «Русские люди», «Так и будет», повесть «Дни и ночи», две книги стихов «С тобой и без тебя» и «Война».
Исследование творчества Симонова и его общественно-политической деятельности сегодня актуально для истории, так как главным в творчестве Константина Симонова было утверждение и в литературе, и в жизни идей защиты Отечества и глубокого понимания патриотического и воинского долга. Творчество К. Симонова заставляет каждый раз задуматься, при каких обстоятельствах, каким путем была воспитана наша армия и народ, победившие в Великой отечественной войне. Свой вклад в это дело внесли и наша литература, и искусство, в том числе Константин Михайлович Симонов.
В 1942 году Н. Тихонов назвал Симонова «голосом своего поколения». Л. Финк считает такое определение недостаточно широким, в своей книге о К. Симонове он пишет: «К. Симонов был трибуном и агитатором, он выражал и вдохновлял свое поколение. Потом он стал его летописцем». Итак, история в судьбе и творчестве К. Симонова отразилась со всей полнотой и очевидностью.
В своем творчестве Симонов не обходит и многие другие сложные проблемы, с которыми приходится сталкиваться во время войны, и которые продолжают волновать нашу общественность в послевоенные годы и особенно в связи с событиями в Афганистане и Чечне.
О К. Симонове изданы книги И. Вишневской, С. Фрадкиной, Л. Финка, Д.А. Бермана, Б.М.Толочинской, множество статей и посвященных ему глав в книгах о военной теме в литературе. О К. Симонове глубоко и серьезно писали такие известные исследователи, как А. Абрамов, Г. Белая, А. Бочаров, З. Кедрина, Г. Ломидзе, В. Новиков, А. Макаров, В. Пискунов, П. Топер.
Большое количество статей о жизни и творчестве К. Симонова публиковалось и до сих пор публикуется в журналах, где работал К. Симонов – «Знамя» и «Новый мир».
Большие монографические исследования о К. Симонове немногочисленны, однако для исследователя большой материал дают воспоминания современников о Константине Симонове, о разных этапах его личного и творческого пути.
Книга интересна прежде всего честным, правдивым рассказом о К. Симонове, его поколении, его эпохе. А. Симонов не претендует на всеобъемлющий характер своих свидетельств. Но как раз частность, заявленная в заглавии книги («это не они такие, герои этой книги, это я их такими помню или такими люблю»), куда привлекательнее напора «истины в последней инстанции». Отлично сказано о «писательском пуританизме» Симонова, которого (хотя он и числился среди коллег-сверстников передовым и даже прозападным) по-человечески, по-мужски отвращали «разнузданность», самокопание на грани самобичевания. Симонов-сын оказывается способен к осознанию Симонова-отца как явления характерного, типичного для своего времени.
В послевоенные годы К. Симонов - поэт и воин, журналист и общественный деятель - пишет по впечатлениям поездок за границу книгу стихотворений «Друзья и враги» (1948), повесть «Дым отечества», много работает в драматургии, создает эпическое повествование в прозе об Отечественной войне - романы «Живые и мертвые» (1959) и «Солдатами не рождаются» (1964).
В послевоенные годы общественная деятельность Симонова складывалась таким образом: в 1946-50 главный редактор журнала «Новый мир». В 1946-54 зам. генерального секретаря Союза писателей СССР. В 1946-54 депутат Верховного Совета СССР. В 1952-56 член ЦК КПСС. В 1954-58 вновь возглавил «Новый мир». Одновременно в 1954-59 и 1967-79 секретарь правления Союза писателей СССР. В 1956-61 и с 1976 член Центральной ревизионной комиссии КПСС.
В 1974 был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Умер К. Симонов в 1979 в Москве.